История, рассказанная Любавичским Ребе
Это случилось в самом начале ХХ века, когда Российской империей еще правил царь. В те дни правительство разрабатывало очередной указ, направленный против еврейской общины, который должен был коренным образом поменять структуру еврейского образования и раввината. Рабби Шолом Дов Бер (пятый Любавический Ребе) послал своего юного сына — рабби Йосефа Ицхака — в Петербург, доверив ему важную и рискованную миссию: ни в коем случае не допустить подписания этого декрета. Когда будущий Ребе Йосеф Ицхак спросил у отца, до каких пор он должен оставаться в столице, тот ответил: «Вплоть до самопожертвования!»
По прибытии в Петербург, сын Ребе смог выяснить, что страшный указ уже лежит на столе министра внутренних дел Столыпина, возможно самого влиятельного человека в Российской Империи. Царь Николай Второй не был великим мудрецом (или, точнее, вообще не был мудрецом), и многие его решения были чаще всего нашептаны ему фаворитами. В тот момент на политической арене правил Петр Столыпин – беспощадный тиран и антисемит, лично ответственный за еврейские погромы.
В то время в Петербурге жил пожилой ученый, бывший наставник министра внутренних дел на государственном поприще. Будущему Ребе Йосефу Ицхаку удалось познакомится с ним и расположить к себе этого человека, который был поражен многогранностью и глубиной познаний молодого хасида. Много вечеров провели они вдвоем, беседуя в кабинете пожилого профессора.
Наконец рабби Йосеф Ицхак решился рассказать своему новому другу о цели своего визита в Петербург и попросил его помочь организовать ему встречу с министром внутренних дел. Ответ пожилого ученого огорчил будущего Ребе: «Говорить с ним бесполезно – у этого человека каменное сердце. Я прекратил всякое общение с ним много лет назад…» «Но все же… — поразмыслив, произнес собеседник, — Я мог бы для вас кое-что сделать… У меня есть пропуск в канцелярию министра, и я могу его вам дать». «Нет нужды объяснять вам чем это может грозить…» — добавил он, понизив голос. «Но Вы понравились мне, и Ваша самоотверженность и преданность Вашим принципам вызывает уважение – я помогу Вам!» — закончил старик.
Когда рабби Йосеф Ицхак предъявил пропуск на входе в министерство внутренних дел, охранник не поверил своим глазам – всего лишь несколько человек министерского уровня обладали такими пропусками, а здесь перед ним стоит молодой хасид, в длиннополом сюртуке, с бородой, с сильным еврейским акцентом и протягивает пропуск, по которому его следует пустить в «святая святых» — кабинет самого министра Столыпина! И все это в то время, когда евреям даже жить в столице запрещено, не то что разгуливать по коридорам министерств! Но пропуск был, и он был настоящим, поэтому охраннику ничего не оставалось, как только позволить подателю пропуска пройти внутрь здания.
Миновав охранника, рабби Йосеф Ицхак отправился искать кабинет министра Столыпина. Нетрудно представить себе удивление, отражавшееся на лицах чиновников министерства, когда бородатый еврей, одетый как хасид, останавливал кого-то из них в коридоре и спрашивал дорогу.
Когда он наконец приблизился к заветному кабинету, дверь его внезапно распахнулась и навстречу ему вышел никто иной, как министр внутренних дел Столыпин собственной персоной! Министр, не глядя по сторонам, прошел в нескольких метрах от сына Ребе. А тот, напротив, не теряя ни секунды, направился прямиком в опустевший кабинет.
После недолгих поисков рабби Йосеф Ицхак обнаружил на столе Столыпина бумаги, имеющие отношение к тому самому указу. Там же на столе находились две печати: «Утвердить» и «Отказать». Под каждым из этих слов на печатях красовалась факсимильная подпись министра Петра Столыпина. Рабби Йосеф Ицхак поставил на декрет печать «Отказать» и вложил бумагу в кипу прочих бумаг с такой же резолюцией. После этого он вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь и покинул здание.
Перевод Иды Недобора
