Моше Гринвальд
Мой отец, Авраам-Цви Гринвальд, родился в польском городе Лодзь. Ему было всего восемь лет, когда умер его отец, и мать осталась одна с детьми. Маленького Авраама она отправила к своему двоюродному брату, рабби Менахему Зембе, который был известным раввином в довоенной Варшаве.
В 1929 году рабби Менахем-Мендл Шнеерсон женился на Хае-Мушке, дочери Любавичского Ребе. Это произошло в четырнадцатый день месяца кислева. На их свадьбе в Варшаве присутствовали все хасидские учителя и выдающиеся еврейские лидеры Польши. Среди них был и рабби Земба, на которого молодой зять Ребе произвел очень сильное впечатление. Собравшись нанести ему визит в гостинице, он взял с собой моего отца, которому тогда было 17 лет.
Рабби Земба и рабби Шнеерсон много и оживленно беседовали, обсуждая различные вопросы Талмуда. Когда гости уже готовы были распрощаться, хозяин вдруг обратился к моему отцу:
«До Хануки осталось несколько дней. Ты знаешь, почему в хасидских синагогах принято праздновать «Финфте лихтл» — «Пятую свечку», устраивая специальные вечера?».
Ни отец, ни рабби Земба ничего не знали об этом обычае. Рабби Шнеерсону пришлось им объяснить:
«Дело в том, что пятый день Хануки никогда не приходится на субботу. Это олицетворяет великую тьму. Пятая свеча означает, что свет Хануки может пересилить даже ее. Долг каждого еврея, где бы он ни находился — будь то Варшава или Лондон, — заключается в том, чтобы осветить эту тьму».
Рабби Земба еще долго находился под впечатлением встречи.
Прошло много лет. Трагедия Холокоста разметала польское еврейство. Мой отец прошел через все его ужасы, был в гетто, чудом уцелел в лагерях смерти. Его жену и пятерых детей убили на его глазах. К концу войны он пришел разбитый и душой, и телом.
Находясь в течение двух лет в лагерях для перемещенных лиц, он пытался разыскать членов своей семьи. Выяснилось, что все его братья, сестры и другие родные были зверски убиты. В 1948 году он эмигрировал в Америку и обосновался в Филадельфии, где жил его дядя Моше-Хаим. Он принял племянника с радостью и делал все для того, чтобы вдохнуть в него новые силы, помочь начать новую жизнь после травмы, нанесенной Холокостом. Именно дядя познакомил его с моей матерью. Она тоже пережила войну. Ей и ее сестре, дочерям реба Зуше Зиновича, одного из хасидов Ребе из Александера, удалось спастись в начале войны. Они переезжали из одной страны в другую, пока не попали в Канаду, где их принял двоюродный дедушка — реб Копл Шварц, уважаемый еврей из Торонто.
Для заключения второго брака мой отец нуждался в поддержке и уверенности. Реб Копл рекомендовал ему отправиться в Нью-Йорк за благословением к предыдущему Любавическому Ребе и сам сопровождал его в этой поездке.
Реб Копл рассказал Ребе, что мой отец пережил Холокост и потерял всю семью. Глаза Ребе наполнились слезами, и он благословил моего отца на создание семьи и долгую жизнь. Отец сказал ему, что присутствовал на свадьбе его дочери в Варшаве.
«Если вы были на свадьбе моего зятя, вам следует навестить и его», — предложил Ребе.
Реб Копл и мой отец спустились вниз, в канцелярию зятя Ребе. Будущий Ребе вспомнил отца и расспросил его о последних днях рабби Зембы. Ему было известно, что рабби Земба погиб в гетто, но он не знал подробностей. Прежде чем расстаться с реб Коплом и моим отцом, он сказал:
«Поскольку мой тесть посоветовал вам навестить меня, я бы хотел изложить вам одну концепцию Торы. Сейчас Кислев, мы приближаемся к Хануке. Дело в том, что пятый день Хануки никогда не приходится на субботу. Это олицетворяет великую тьму. Таким образом, пятая свеча символизирует великий свет Хануки, который может одолеть даже ее. Долг каждого еврея, где бы он ни находился — будь то Нью-Йорк, или Торонто, — осветить эту тьму».
Мой отец был ошеломлен. Он услышал то же, что и почти двадцать лет назад в варшавской гостинице.
После женитьбы отец служил учителем и раввином в конгрегации Адат-Исраэл на Вашингтон-Хайтс в Нью-Йорке. Здесь родились моя сестра и я. Позднее мы переехали в Торонто, где реб Копл нашел для отца место в напоминавшей Сатмар общине. Хотя позиция отца приближалась к позиции сатмарский хасидов, он по-прежнему глубоко уважал Любавичского Ребе.
В 1969 году, перед моей свадьбой, отец сказал, что хоть мы и не любавичские хасиды, он бы хотел, чтобы я получил благословение на создание семьи у Ребе, как это сделал перед своей свадьбой он сам.
Добиться аудиенции у Ребе было нелегко, отцу пришлось долго убеждать его секретаря. Наконец разрешение удалось получить — разрешение на встречу, но не на благословение.
В тот вечер встречи с Ребе ждало много людей, и мы вошли в его кабинет уже утром. Отец протянул Ребе записку с нашими именами и попросил благословения на создание новой еврейской семьи.
Ребе взглянул на отца и улыбнулся.
— Прошло больше двадцати лет с тех пор, как вы были здесь, мой тесть тогда послал вас ко мне…
Отец застыл на месте. Секретарь уже стучал в дверь, чтобы поторопить нас, но Ребе жестом руки дал нам понять, что разговор еще не окончен.
Ребе прочел нашу записку, благословил меня на создание семейного очага, а моего отца — на долгую счастливую жизнь.
— Подобно тому, как вы были на моей свадьбе, да ниспошлет вам Б-г силы присутствовать на свадьбе ваших внуков, — пожелал он отцу.
Отец был очень растроган. Прежде чем уйти, он осмелился обратиться к Ребе с вопросом, который его беспокоил:
— Мы сказали вашему секретарю, что пришли только за благословением, но я хотел бы выяснить один важный вопрос, если Ребе позволит.
Ребе улыбнулся:
— Раз уж Ребе, мой тесть, послал вас когда-то ко мне, я должен ответить на все ваши вопросы…
Отец решился:
— В сатмарской общине я часто слышу критические высказывания в адрес Любавичского движения. Как можете вы общаться со светскими, нерелигиозными людьми, выступающими против Торы? Как можете вы надевать тфиллин на людей, которые не соблюдают обычаев? Стих в Тегилим гласит: «Того, кто ненавидит Тебя, о Г-споди, я возненавижу». Я не осуждаю ваше движение. Но хочу его понять и объяснить другим.
Ответ Ребе прозвучал так:
— Представьте себе, что дочь вашего весьма религиозного соседа, упаси Б-г, отойдет от иудаизма. Что он будет делать? Попытается вернуть ее к Торе и мицвот или заявит: «Того, кто ненавидит Б-га, я возненавижу», порвет с ней все отношения и не захочет ее больше никогда видеть? Разумеется, дочь будет игнорировать его призыв «помнить о трудном положении, в котором оказываются ее родные». Всевышнему каждый еврей так же дорог, как единственный сын, единственная дочь. Для моего тестя любой еврей был родственником, которого нельзя забывать.
Ребе посмотрел на меня, на отца и продолжил:
— Мы закончим благословением. Известно, что хасиды празднуют пятую ночь Хануки. Причина этого кроется в том, что пятый день Хануки никогда не может приходиться на субботу. Это олицетворяет великую тьму. Таким образом, пятая свеча символизирует великий свет Хануки, который может осветить даже ее. Это долг каждого еврея, где бы он ни находился (Будь то Торонто или Лондон). Каждый еврей — это часть Б-га, находящегося на небесах, Его единственный сын. Когда вы освещаете его или ее душу, то можете пробудить самого затерявшегося еврея в самом темном месте.
Отец был поражен. По дороге домой он все время повторял, разговаривая с самим собой: «Поразительно, поразительно».
Минуло десять лет. Мой младший брат в 1979 году обручился с девушкой, которая жила в Лондоне, и наша семья вылетела туда на свадьбу . За несколько минут до отъезда в аэропорт к нам зашел наш сосед, весьма уважаемый член общины, который рассказал отцу по секрету о том, что его дочь порвала с идишкайт. Она долго скрывала это от родителей, а две недели назад, к их величайшему смятению, бежала с молодым человеком в Лондон. Все попытки найти ее пока не увенчались успехом. Сосед просил отца, если он сможет, разыскать и спасти ее.
В Лондоне мы весело отпраздновали свадьбу брата. Мой отец рассказал историю своего соседа тестю брата, но тот даже не представлял себе, что можно предпринять. Правда, он вспомнил о любавичском хасиде — рабби Аврааме-Ицхоке Глюке, который помог многим заблудшим душам найти путь к возвращению.
Они сразу же позвонили рабби Глюку, и хасид связался с родителями девушки в Торонто, чтобы получить необходимую информацию для поисков. Мои родители оставались в Лондоне до окончания Хануки. Неожиданно позвонил рабби Глюк и сообщил: «У меня для вас новость».
Отец поспешил в дом к этому человеку. Там он застал девушку, дочь соседа, которая горько плакала. Рабби Глюк нашел ее, побеседовал с ней, и она высказала желание вернуться в Торонто.
Когда отец огляделся вокруг, его взгляд упал на зажженную менору. В ней горело пять свечей. Он чуть не лишился чувств, вспомнив слова Ребе, сказанные ему 50, 30 и 10 лет назад.
«Пять свечей Хануки олицетворяют силу света меноры… Роль каждого еврея заключается в том, чтобы осветить самое темное место — в Варшаве… в Нью-Йорке… в Торонто… в Лондоне…». «…Если его дочь отходит от идишкайт… Для Всевышнего каждый еврей — единственный сын…».
Девушка вернулась к своей семье, к иудаизму.
В 1980 году мой отец присоединился к группе гостей, приехавших к Ребе на праздники тишрея. Ему удалось приблизиться к Ребе и коротко рассказать ему о том, что произошло с этой девушкой. Ребе коротко прокомментировал:
«У моего тестя был дар предвидения».
Отец скончался 14 кислева 1989 года после шева-брахот (на следующий день после свадебных празднеств) моей старшей дочери. Таким образом, исполнилось благословение Ребе, который пожелал отцу веселья на свадьбе внуков. Это было ровно через 60 лет после свадьбы Ребе в Варшаве.
